ЛЕВ ОЗЕРОВ

ВАЛЬС.

Ещё звучит в моих ушах

Седьмого вальса легкий шаг,

Как вешний ветерок,

Как трепетанье птичьих крыл,

Как мир, который я открыл

В сплетенье нотных строк.

Еще звучит тот вальс во мне,

Как облако в голубизне,

Как родничок в траве,

Как сон, что вижу наяву,

Как весть о том, что я живу

С природою в родстве.

МАРГАРИТА     АЛИГЕР

ТАНЕЦ МАЛЕНЬКИХ ЛЕБЕДЕЙ

В беспросветные дни осенние

и в дремучий лютый мороз,

после грозного потрясения,

злых обид и черных угроз

вдруг почувствуешь: легче дышится,

и внезапно в душе твоей

ни с того, ни с сего послышится

танец маленьких лебедей.

Дали дальние в добром лепете,

клёкот близится и растет.

И на что тебе эти лебеди?

И дался тебе их полет!

Хоть и маленькие, а смелые...

Слушай жадно и молодей,

думу думая, дело делая,         

танец маленьких лебедей.

Помогая ходу истории,

пробуждая совесть и честь,

героические оратории

и симфонии в мире есть.

Но меж ними, храня и милуя,

беззаветно любя людей,

существует улыбка милая,

танец маленьких лебедей.

Неожиданное спасение,

белый плеск лебединых крыл.

Зашумели ключи весенние

драгоценных душевных сил.

Дело доброе не забудется

и наказан будет злодей,

до поры пока сердцу чудится

танец маленьких лебедей.

АНТОНИН ДВОРЖАК

 (СОНАТИНА, СОЧ.100)

 Был тихий летний вечер,

Я молча у двери стоял.

Играла в комнате скрипка,

Негромка ей вторил рояль.

Крохотная сонатина,

Меня взволновал твой лад,

И снова над чешским лугом

Ветры прерий шумят.

В ночи у костра мы, дети,

Пекли картофель в золе.

Дышала ночь Амазонки

Из джунглей, в тропической мгле.

Мы важно сидели в вигваме

С березовой трубкой во рту.

Я узнаю тебя снова,

Тебя, Антонин Винету.

Как совладать с тобой, сердце?

В каком ты живешь краю?

Детство - о сонатина...

Я молча у двери стою.

ЮЛИАН ТУВИМ

 СКЕРЦО

Запела беспечно - и сразу же в смех.

Смешно ей, что песня поётся.

И смех осыпается с песней, как снег.

Хохочет, смеется, смеется...

Смешно ей, что голос всё выше летит,

И звук, утоньшаясь мгновенно,

На ноты, на струны, как волос, навит

И тает серебряной пеной.

Смеется - и вдруг защемило в груди,

И смех над слезами не властен.

И брызнули слезы из глаз: «Погляди!

Ты видишь? Расплакалось счастье».

И словно лилею на холм гробовой,

На сердце ладонь положила.

И видит далекую смерть пред собой,

Безмолвна, бледна и уныла.

    Перевод с немецкого Г. Ратхауза.

БУЛАТ ОКУДЖАВА

ДЖАЗИСТЫ

Джазисты уходили в ополченье,

цивильного не скинув облаченья.

Тромбонов и чечеток короли

в солдаты необученные шли.

Кларнетов принцы, словно принцы крови,

магистры саксофонов шли,

и, кроме,

шли барабанных палок колдуны

скрипучими подмостками воины.

На смену всем оставленным заботам

единственная зрела впереди,

и скрипачи ложились к пулеметам,

и пулеметы бились на груди.

Но что поделать, что поделать, если

атаки были в моде, а не песни?

Кто мог тогда их мужество учесть,

когда им гибнуть выпадала честь?

Едва затихли первые сраженья,

они рядком лежали. Без движенья.

В костюмах предвоенного шитья,

как будто притворяясь и шутя.

Редели их ряды и убывали.

Их убивали. Их позабывали.

И всё-таки под музыку Земли

их в поминанье светлое внесли,

когда на пятачке земного шара

под майский марш, торжественный такой,

отбила каблуки, танцуя, пара

за упокой их душ.

За упокой.

АХМАТ СОЗАЕВ

СНЕЖНАЯ СИМФОНИЯ

Снег идет... Он так робко ложится на площадь,

Словно первую гамму играет на ощупь.

Снег идет... Пьедестал осыпает гранитный

В тихом темпе, в стеснительном медленном ритме.

Но Чайковский к беззвучью его, словно к звуку,

Протянул вдохновенно изящную руку,

И над улицей в гуле машинного бега

Дирижирует белой симфонией снега.

Повелительной палочки тайные взмахи –

И мелькают снежинки, как нотные знаки,

И трепещут, сверкая серебряной пылью,

Лебединого озера легкие крылья...

Снег идет, словно силы свои проверяя,

Словно тихую песню на слух подбирая...

Снег струится, - и памятник, строгий, певучий,

Утопает в снегу, словно в море созвучий,

И Чайковского облик - не бронза и камень,

А медалью серебряной в площадь вчеканен.

 МИХАИЛ МАТУСОВСКИЙ

 РИО – РИТА

Танцплощадка допоздна открыта.

Я ее законам подчинен.

Хриплая пластинка «Рио—Рита»,

С заводной пружиной патефон.

Пахнет первоцветом, пахнет маем.

Скрипки плачут тонко и навзрыд.

Мы-то ничегошеньки не знаем,

Что кому судьба наворожит.

И под знойный голос патефона,

Счастливы в неведеньи своем,

Затаив дыханье, полусонно

По волнам мелодии плывем.

Вы уж их за это не вините.

Вес забыв на несколько минут,

Парни в башмаках на кожемите

Модные движенья выдают.

И партнерши в ситчиках примятых,

Прижимаясь к ним на вираже,

Их волнуют душным ароматом

Массовой продукции ТЭЖЭ.

Да и как, скажите, ухитриться,

Как суметь предвидеть наперед -  

Кто из них поляжет на границе,

Кто из них безвестно пропадет.

Кто в крови и глине из атаки

Доползет в ближайший медсанбат,

Кто ничком под танковые траки

Кинется со связкою гранат.   

Кто, приняв немыслимые муки,

Сгинет от России вдалеке,

Кто в сыром бараке в Равенсбрюке

Номер свой увидит на руке.

Кто к земле прижмется недвижимо,

Загнанный, как волк, со всех сторон.

Но покуда - действует пружина

И исправно тянет патефон.

Танцплощадка допоздна открыта.

В спелых звездах южный небосвод.

И на полный голос «Рио—Рита»

Что-то иностранное поет.

 ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

 ВАЛЬС О ВАЛЬСЕ

 Вальс устарел,—

Говорит кое-кто, смеясь.

Век усмотрел

В нем отсталость и старость.

Робок, несмел,

Наплывает мой первый вальс...

Почему не могу

Я забыть этот вальс?

Твист и чарльстон,

Вы заполнили шар земной.

Вальс оттеснен,

Без вины виноватый.

Но, затаен,

Он всегда и везде со мной,

И несет он меня,

И качает меня,

Как туманной волной.

Смеется вальс

Над всеми модами века,

И с нами вновь  

Танцует старая Вена.

И Штраус где-то тут

Сидит, наверно,

И кружкой в такт стучит,

На нас не ворчит,

Не ворчит...                  

Вальс воевал,

Он в шипели шел, запылен,

Вальс напевал

Про Маньчжурские сопки,

Вальс навевал

Нам на фронте осенний сон.

И, как друг фронтовой,

Не забудется он.

Вальс у костра

Где-то снова в тайге сейчас.

И Ангара

Подпевает, волнуясь.

И до утра

С нами солнце танцует вальс...

Пусть проходят года,

Всё равно никогда

Не состарится вальс.

Поет гармонь,   

Пост в ночном полумраке.

Он с нами, вальс,

В ковбойке, а не во фраке.

Давай за вальс

Поднимем наши фляги!

И мы ему нальем,

Нальем и споем,

И споем...

Робок, несмел,

Наплывает мой первый вальс,

Никогда не смогу,

Никогда не смогу

Я забыть этот вальс...