ЯРОСЛАВ ИВАШКЕВИЧ

ШОПЕН

Над землёй склоненный, притаясь в сирени,

Соловью и девушке он поющей внемлет,

С лепестков снимает он росы свеченье,

Чтоб стряхнуть на землю, покидая землю.

Как Боян былинный, лебедями руки,

Ослабев, на клавиши в зале опускает.

Женщины бледнеют, как цветы в недуге,

И мужчины шепчут; музыка больная.

Задыхаясь, думает: сердце будет немо, -

Пусть тогда вернется в край, где рушат грозы

И дубы и храмы, души и поэмы...

И горит, вернувшись к нам, сердце вечной розой.

         Перевод с польского Н. Сидоренко.

     ЛЕОНИД ХАУСТОВ

В ЭТОМ ДОМЕ РОДИЛСЯ ШОПЕН

В этом доме родился Шопен.

Тишина здесь, как пауза в хоре.

И так властно берет меня в плен

Ощущенье восторга и горя.

Смотрим в детскую эту тетрадь,

Где стихи и смешные фигурки,

А сердца начинают стучать

Окрыляющим тактом мазурки.

На столе, простоявшем сто лет,

Возле свечки раскрытая книга

И овальный девичий портрет:

То сестра Фредерика—Людвига.

Тяжела ее ноша была:

Не она ль по великому праву

Сердце брата тогда привезла

Из Парижа в родную Варшаву?

Это больше, чем мать и жена,

Это - Польша, немая от горя.

В этом доме стоит тишина,

Словно вечная пауза в хоре.

Через парк, где дубы высоки,

Вьется речка в сиянье заката.

Я спросил про названье реки,

И поляк мне ответил: «Утрата».

Мамед Фаик

СОНЕТ ШОПЕНУ

Не молкнет сердце чуткое Шопена,

Звучит громоподобно, как орган,

В "Святом кресте" вмурованное в стену,

Не для одних лишь здешних прихожан.

И нощно слышит сердце все, и денно, —

Оно недремно, словно океан, —

Прах гения покоится над Сеной,

Но он живой для всех людей и стран!

Великий сын земли многострадальной,

Мир покорили до окраин дальних

Навеки звуки музыки твоей.

То сердце, что стучало в лад с народным

Во имя жизни светлой и свободной

И камнем взято, всех живых — живей!

Эди Огнецвет

МЕЛОДИИ ШОПЕНА

Я иду за музыкой Шопена,

Открываюсь радости сама:

Плещут искры Вислы белопенной,

И мазуркой взвихрена корчма.

В черно-белых клавишах рояля

Есть волынки, скрипки,

контрабас,

Разом загудели, заиграли —

И кого же не подхватит пляс!

Только слышу рокот барабана —

И уже ни публики, ни стен!

Из тревожной музыки нежданно

Вырастает молодой Шопен.

И не буря лист срывает ржавый,

И не громы с молниями бьют, —

То гремит над осенью Варшавы

Грозный Героический этюд.

Б. ДУБРОВИН

Бах в Домском соборе.

Звучанье Баха

Снова первозданно,

Его дыханье

Рвется в вышину.

И мы у этой пленницы органа –

У музыки,

У музыки в плену.

То гром грозы,

То оклик океана,

То вздох дождя,

То колокола стон,

То звук слезы,

Сорвавшейся нежданно,

А то ручья

Веселый перезвон.

Бой хрусталя,

Биение капели,

Как взлет весны,

Собора небосвод.

Сама Земля

В предчувствии апреля

Сквозь сны и стены

Музыку несет.

Так слит со сводом

Домского собора

Весь небосвод со звездной

высотой,

Как ты со мною жаждою

простора,

Как я  с  тобою сердцем

и мечтой.

ГЛЕБ СЕМЕНОВ

БАХ

Не верю, нет, не органист

меня во прах поверг!

Летели камни Сверху вниз,

а души - снизу вверх.

Был каждый вновь из ничего

прекрасно сотворен.

О ты, слепое торжество

знамен, племен, времен!

Тщета интриг, тщета вериг,

тщета высоких слов...

Есть человека первый крик,

любви внезапный зов.

Есть добрый труд из года в год

и отдых в день седьмой.

И время течь не устает,

как небо над землей.

Какая разница: свеча или мильоны свеч?

Какая разница: парча или лохмотья с плеч?

Геройствуй, схимничай, греши, -

за жизнью - только смерть.

Лишь в редких проблесках души

сияет третья твердь.

Там, над обломками эпох,

с улыбкой на губах,

ведут беседу Бах и Бог,

седые Бог и Бах.

Михаил Пляцковский.

АППАССИОНАТА.

Бетховен… Аппассионата…

И взорван порох тишины.

Мне самому понять все надо.

Мне объяснения не нужны.

Товарищ лектор, не спешите

Растолковать, что там к чему.

Пусть звезды кружатся в зените,

Ночную прожигая тьму.

Пускай в ушах гудит протяжно

Ветрами схваченный простор,

И разве это очень важно –

Знать, где минор и где мажор?

Качнулся мощный взрыв аккорда –

И подо мною все быстрей

Земля плывет светло и гордо,

Вращаясь вкруг оси своей.

Товарищ лектор, в кои веки

Я слышу сам, я слышу сам,

Как перезваниваются реки,

Как бродит эхо по лесам.

Я умоляю вас: не надо,

Не раскрывайте тайну мне…

Бетховен…Аппассионата…

Мы с музыкой наедине.

      САЛОМЕЯ НЕРИС

БЕТХОВЕН

Зачем ты шествуешь сквозь бурю,

И вихрь седые кудри рвет?

Остановился, глядя хмуро,

И снова ты идешь вперед.

Что было в прошлом? Великаны.

Или пигмеи—всё равно...

Шагает время неустанно,

И ты с грядущим заодно. 

Где те, о гений одинокий,

Что силою тебе равны?

И этот день и век далекий

Восторгом пред тобой полны.

Ты необъятен, словно море,

Никто не знал такой судьбы...

Иду сквозь слезы, кровь и горе

Я с поколением борьбы.  

Не тень тебя сопровождает

На огненном закате дня,

То в след шагов твоих ступает

Ступня кровавая моя.

Пусть льется кровь, пусть горе бродит,

Пусть город в пепле и в чаду, -

Вот новый человек восходит,

Его приветствовать иду,

Чтоб к солнцу стяг был поднят алый

Недрогнувшей рукой моей,

И чтобы я расцеловала

Всех к правде рвущихся людей.

ЛЕОНИД ХАУСТОВ

САЛЬЕРИ

А он и впрямь обрел бессмертие,

В веках бесследно не исчез.

В энциклопедиях проверьте,

Возьмите том на букву С.

Сальери.

Имя вы назвали»

Но как-то странно оттого,

Что вы ни разу не слыхали

Звучанья музыки его.

Когда над Моцартом сомкнулась

Земля, как на море, - волной,

Должно быть глубоко вздохнулось

Тому, кто ждал минуты той.

Но было так:

Когда в партере

И в ложах смолкли голоса,

Исполнить музыку Сальери

Ничей смычок не поднялся.

Прикрыв рукой глаза неловко,

Похолодел недаром он:

Так начиналась забастовка

Всех музыкантов всех времен.

Всю жизнь свою отдать карьере,

А сорок опер - все молчат.

И не себя ль убил Сальери,

В чужой стакан бросая яд?!

АЛЕКСАНДР ЛИВАНОВ

День гаснет,

И от кирхи бурой

Всё глубже тень над мостовой,

И ветер, словно партитурой,

Шуршит пожухлою травой.

Клавир открыв, за клавесином

Маэстро, строгий, как чернец,

Воссел - и с отрешенной миной

Коснулся клавиш наконец...

Педант, рожденный для карьеры,

Фанатик с черствою душой,

Терзает клавиши Сальери,

Порабощая звуков рой.

Он ноте в такт не покачнется,

И сух и беден строй рулад:

Сердцам корыстным не дается

Гармонии высокий лад...

Но вот его сменяет Моцарт!

Он сердцем здесь, в гостях, озяб,

И он, пожалуй, развлечется –

Импровизацией хотя б ...

И клавесин - влюбленней девы,

И звуки - сами льнут к нему!

О, эти дивные напевы –

Не сам ли бог внушил ему?

Как пляшет блик на ручке двери,

Свеча - жива, и песнь - жива...

И шепчет сумрачный Сальери:

«Не надо людям божества!»

И он уходит в сумрак комнат,

И глыбой тьмы твердеет сам,

И кружевной платочек скомкан

И брошен к собственным ногам.

Как жить ему в самообмане?

Да, Моцарт гений, а не он!

И руку холодит в кармане

С надежным ядом медальон

                     БУЛАТ ОКУДЖАВА

МОЦАРТ НА СКРИПКЕ ИГРАЕТ

(Из путевого дневника)

Моцарт на старенькой скрипке играет,

Моцарт играет, а скрипка поёт,

Моцарт отечества не выбирает –

Просто играет всю жизнь напролет.

Ах, ничего, что всегда, как известно,

наша судьба - то гульба, то пальба.

Не оставляйте стараний, маэстро,

не убирайте ладони со лба.

Где-нибудь

на остановке конечной

скажем спасибо и этой судьбе.

Но из грехов своей родины вечной

не сотворить бы кумира себе!

Ах, ничего, что всегда, как известно,

наша судьба - то гульба, то пальба...

Не расставайтесь с надеждой, маэстро,

не убирайте ладони со лба.

Коротки наши лета молодые:

миг -

и развеются, как на кострах,

красный камзол, башмаки золотые,

белый парик, рукава в кружевах.

Ах, ничего, что всегда, как известно,

Наша судьба - то гульба, то пальба....

Не обращайте вниманья, маэстро,

Не убирайте ладони со лба.

РАЙНЕР МАРИЯ РИЛЬКЕ

МУЗЫКА

Что ты играешь, мальчик? Что за тень

по саду пролетела, словно птица?

Взгляни сюда: душа твоя стремится

в тот угол сада, где цветет сирень.

Она укрылась в глубине аллеи,

но возвратится, песней пленена;

пусть жизнь твоя сильна, но песнь твоя сильнее,

твоей тоской навек уязвлена.

Дай ей молчанье - музыки ей мало,

пусть возвратится в вечное, родное,

где жизнь её так плавно нарастала,

пока ты не увлек её игрою...

Ты все, мечтатель, грезишь наяву,

а в этих крыльях боль и утомленье;

она взлетит и упадет в траву.

когда её к себе я призову,

в мой сад, для высших игр и наслажденья.

           Перевод с немецкого Т. Сельман.

ДАВИД САМОЙЛОВ

ШУБЕРТ ФРАНЦ

Шуберт Франц не сочиняет –

Как поется, так поет.

Он себя не подчиняет,

Он себя не продает.

Не кричит о нем газета,

И молчит о нем печать.

Жалко Шуберту, что это

Тоже может огорчать.

Знает Франц, что он кургузый

И развязности лишен,

И, наверно, рядом с музой

Он немножечко смешон.

Жаль, что дорог каждый талер,

Жаль, что дома неуют.

Впрочем - это всё детали,

Жаль, что песен не поют!..

Но печали неуместны!

И тоска не для него!..

Был бы голос! Ну а песни

Запоются! Ничего!

     ДАВИД  САМОЙЛОВ

* * *

Чет или нечет?

Вьюга ночная.       

Музыка лечит.

Шуберт. Восьмая.

Правда ль, нелепый

Маленький Шуберт, -

Музыка - лекарь?

Музыка губит.

Снежная скатерть.

Мука без края.

Музыка насмерть.

Вьюга ночная.

ИГОРЬ ИВАНОВ

ЭТЮДЫ СКРЯБИНА

Невозможно не слушать,

и слушать почти невозможно...

Будто тянутся руки к тебе,

сокрушаясь, что ты далеко...

Буд-то вслед жеребенку глядит

сиротливая добрая лошадь

и, крича под тягучим дождем,

тщетно бьется среди васильков...

На ногах, словно гиря. Земля...

Белолобого мать не догонит...

Ты схватился за голову,

встал

и увидел, к окну подойдя,

что упала сирень,

вся заплаканная,

на подоконник

и глухая крапива

не слышит беды и дождя.

ВАДИМ СЕМЕРНИН

С. С. ПРОКОФЬЕВ

С минуту музыка звучала:

В ней - ненаписанный концерт

Душа, слабея, отмечала...

И все оборвалось в конце.

Его кладут в футляр, как скрипку.

На крышку черную с угла,

Как будто грустная улыбка,

Мимозы веточка легла.

Цветы! Ты их достать попробуй,

Пробейся сквозь поток толпы!..

Ведь вся Москва к другому гробу

Несла торжественно цветы.

И всё же с самой ранней рани,

Чуть звезды на покой ушли,

К нему и флоксы и герани

С квартир московских понесли.

Всё было правильно и просто—

Оркестры пели о другом.

А здесь один печальный Ойстрах

Водил над скрипкою смычком.

Как шторы, тени провисали...

Молчал спокойно великан,

Как в опустевшем темном зале

Забытый публикой орган.

П. ВЯЗЕМСКИЙ

Листу.

Когда в груди твоей – созвучий

Забьет таинственный родник

И на чело твое из тучи

Снисходит огненный язык;

Когда, исполняясь вдохновенья,

Поэт и выспренний посол!

Теснишь души своей виденья

Ты в гармонический глагол,-

Молниеносными перстами

Ты отверзаешь новый мир,

И громкозвучными волнами

Кипит, как море, твой клавир;

И в этих звуках скоротечных,

На землю брошенных тобой,

Души бессмертной, таинств вечных

Есть отголосок неземной.

М. ГУМИЛЕВ

На мотивы Грига.

Кричит победно морская птица

Над вольной зыбью волны фиорда,

К каким пределам она стремится?

О чем ликует она так гордо?

Холодный ветер, седая сага

Так властно смотрят из звонкой песни,

И в ленной грезе морская влага

Еще прозрачней, еще чудесней.

Родятся замки из грезы лунной,

В высоких замках тоскуют девы,

Златые арфы так мног7острунны,

И так маняще звучат напевы.

Но дальше песня меня уносит,

Я всей вселенной увижу звенья,

Мое стремленье иного просит,

Иных жемчужин, иных каменьев,

Я вижу праздник веселый, шумный,

В густых дубравах ликует эхо,

И ты проводишь мечтой безумной,

Звеня восторгом, пылая смехом.

А на высотах, столь совершенных,

Где чистых лилий сверкают слезы,

Я вижу страстных среди блаженных,

На горном снеге алеют розы

И где-то светит мне образ бледный,

Всегда печальный, почти безмолвный…

…Но только чайка кричит победно

И гордо плещут седые волны.